Монастырь Нораванк

 

 

 

Добрались до Ехегнадзора, а оттуда уже поехали в Нораванк, в тот самый монастырь на фоне красных скал. Монастырский комплекс включает в себя церковь Сурб Карапет (Святого Иоанна Крестителя), часовню Сурб Григор (Святого Григория) со сводчатым залом и величественную церковь Сурб Аствацацин (Святой Богоматери) с узкими консольными лестницами.

Он был очень-очень красив, роскошен по цвету, безупречно вписан в пейзаж, но что-то во мне не щелкнуло, как в Гегарде. Может, много солнца и света, людей, разговоров, суеты. Все люди вокруг мешали, и вечно во всех армянских церквях шумные свадьбы.

Но об одном рельефе в Нораванке я все же не могу не рассказать. Его называют «Бог и Адам», и он украшает стрельчатый тимпан церкви Сурб Карапет. В левой руке Бог Отец держит голову Адама, на которую нисходит Святой Дух в виде голубя. Под правой рукой, поднятой в благословении, – сцена распятия, по сторонам стоят Богоматерь и апостол Иоанн, под крестом – могила Адама, над крестом – Солнце и Луна в образах ангелов. Слева от Бога – изображение ангела и цитата из книги пророка Даниила: «И сотворил Бог Адама, чтобы вечно славить Бога». Глядя на некасание Бога Отца головы Адама, сразу вспомнила слова Бродского о «Мадонне с младенцем» Беллини из венецианской церкви Сан-Заккариа (San Zaccaria): «Я хотел взглянуть на картину, на дюйм, отделяющий Ее левую ладонь от пятки Младенца. Этот дюйм – даже гораздо меньше! – и отделяет любовь от эротики. А может быть, это и есть высшая форма эротики». 

Нораванк. Рельеф «Бог и Адам»

 

 

 

Назад мы пошли пешком. Идти-то всего восемь километров. Но мы шли как... идиоты. Проходим пять километров, возле нас вдруг останавливается машина и водитель спрашивает: «Вас подвезти?» А мы устали немного, жара дикая весь день, вода закончилась. Я говорю: «Да». Садимся, едем три километра до начала (конца) ущелья. И тут видим, что эти три оставшиеся километра – самые лучшие, красивые, с пещерами. Времени 17.30, скоро начнет стремительно темнеть. Оксана ругает меня за мое «да», я ее – за ее молчание. Ну и дальше – мы возвращаемся пешком на то место, где нас подобрала машина. Идиоты! А красота вокруг неимоверная, скалы нависают черно-серыми стенами с обеих сторон. Огромными монолитами. Кое-где на разной высоте – проломы, пещеры. Мы только и успеваем восклицать: «Эх, туда бы!» Впечатление усиливается спускающимися сумерками. Машин уже нет. Нораванк – это тупик, окончание дороги, все туристы уехали. Кроме нас, двух ненормальных, которые идут в те самые пещеры, которые были сразу за первым поворотом, когда мы сели в машину. И в которые нам очень надо!  Естественно, мы полезли в эти пещеры, склон весь сыпучий, спасали только ветки, пускай тонкие и колючие, и кое-где камни, надежно сидящие в грунте. Пещеры в темноте были страшные, черные; они как-то жутко звучали и гудели всеми звуками, собранными за день. Отдавали эти звуки назад, в ночь. И нам. Пение сверчков и хлопанье крыльев летучих мышей хотя бы были понятны. И ни души вокруг, ни фар машин. Спускались в темноте и выходили из ущелья уже в полной тьме, опять. Нам не хватает дня. 

Потом нужно было еще ехать 12 километров до нашего города, а трасса очень оживленная, без карманов, машины не останавливаются... Но, как всегда на этой благословенной земле, свершилось чудо, нас опять подобрали добрые люди и довезли до самого отеля.

Вид на монастырь Спитакавор

 

 

 

18 октября

Сегодня у меня тоже щелчок в сознании. Все повторяется, как на Пути Сантьяго. У нас сейчас очень похожие на то путешествие дни. И в голове происходит такое же, когда, идя сегодняшние 25 километров по горам, я понимала, что это все ради того, чтобы я снова обрела терпение и смирение, которое так часто утрачиваю и порою не имею вовсе. Но мы с Оксаной, конечно, смеемся, что мы везде найдем Камину («Путь» по-испански, та самая дорога), в любой поездке. И когда ворчишь и жалуешься на Камине, потом всегда очень стыдно за свою мелкость. В общем, как в жизни и отношениях.

Сегодня ходили пешком в монастырь Спитакавор, сначала добирались до деревни Вернашен, а оттуда уже вышли на длинную монастырскую тропу. Это была одна из самых красивых дорог, пройденных нами здесь. Снова невозможно прекрасные горные кручи и скалы рыжего и серого камня. Много осыпей и остатков камнепадов, расщелины, узкая река, петляющая по дну ущелья. Половина пути проходила по краю ущелья, и от этого виды были просто головокружительные. Пространство, насколько хватает глаз, – это лишь горы и ярко-синее небо. И осень. Более красивого желтого, чем осенняя крона грецкого ореха, я, пожалуй, не припомню. Кадмий желтый темный или неаполитанская желтая. У этих огромных деревьев, растущих здесь повсеместно, листья полностью пожелтели и еще мало облетают, поэтому именно грецкий орех солирует во всех пейзажах. А если разыскать зеленый лист ореха и потереть его, он горьковато и пьяняще пахнет.

Еще сегодня видели странность. Идем по краю реки, уже не вдоль ущелья, а в низине. Шагаем по траве, еще почти зеленой, лишь местами иссохшей. Очень много кузнечиков, и они прыгают от нас не в сторону травы, а в эту быструю речку и сразу умирают. Захлебываются за долю секунды, какое-то массовое самоубиение. Мы пытались их спасать, но бесполезно. Вылавливали лишь трупики. Утопла даже одна саранча, серая с розовыми лапками. Тоже не спасли.

На обратном пути, уже под вечер, встретили горных козлов. Отвесная стена метров 70 или 80 высотой, внизу ущелье. Мы шли по противоположной стороне ущелья и, увидев козликов, замерли зачарованные, но мы так боялись за них. Там были мама с маленьким козленком, – рыженькие, с белыми лапками. Козленок останавливался и словно выбирал дорогу, я переживала за него жутко, хотя Оксана сказала, что он не упадет. Еще мы постоянно теряли их из виду, ведь и скала рыжая, да и скудная растительность тоже теплых цветов. Наблюдали весь их путь! Наши козлята добрались до самого верха невредимыми!

Монастырь Спитакавор

 

 

 

И сегодня было счастье еще и от того, что мы не встретили на нашей горной тропе ни одного человека. Ни по дороге туда, ни обратно. И в монастыре мы были одни. В сравнении со вчерашним густозаселенным Нораванком в это даже сложно поверить. Долго просидели на согретой солнцем монастырской стене Спитакавора, ведь перед нашими глазами открывалась бескрайняя и величественная панорама. У нас здесь появилось развлечение: мы ударяли в колокол, который до нас недвижно висел на колокольне, и благоговейно следили за тем, как его округлый звук взмывает по горам, скатывается по ущельям и даже достигает появившихся облаков. И кругом – ни души! После монастыря мы полезли еще на одну гору, смотреть крепость. Когда спрашивали, как ее найти, местные поинтересовались: где мы живем? Когда мы ответили, что в Ехегнадзоре, они посмотрели на нас с сожалением и сказали: «А как возвращаться будете? В потемках?» Мы, действительно, опять еле успели спуститься с горы до темноты. С этим, конечно, лучше не шутить, горы все-таки... Только придя домой, мы узнали, что если бы решили возвращаться не нашим пешим маршрутом, более коротким, а по трассе (на пять километров длиннее) в надежде, что нас кто-то подберет, то нас никто бы не подобрал, потому что трасса сложная и опасная. И никто не передвигается по ней в темноте. В общем, пока не знаешь деталей – не страшно и делаешь.

Завтра мы переезжаем южнее, в город Горис. Там тоже – сплошные горы. 

Мы тут совсем уже одичали: гуляем целыми днями по горам, ходим в одной одежде, потому что все вещи оставили в Ереване; еду собираем с земли, ту, что нападала с деревьев: орехи, груши, яблоки, боярышник; моем руки в речке; мои кроссовки и джинсы почти убиты, майка пока все терпит; от машин, в основном, отказываемся и с каждым днем убеждаемся, что самая главная и важная часть человеческого тела – это ноги.

19 октября

Я сразу хочу сказать, что сейчас я пьяная и, наверное, мне не нужно писать. Сегодня столько всего произошло, разного... И мы с Оксаной пообещали друг другу никому не рассказывать сегодняшнюю историю. Я стою во дворе, Оксана ждет меня. Очень холодно, небо заволокло тучами, и мы боимся, что завтра пойдет дождь. Но это все мелочи по сравнению с тем, что сегодня вообще-то второй мой и Оксанин день рождения... И день был очень страшный, не день, а час или два часа. Кроме животного страха, мало что было на тех горах. Потом была куча эмоций, и до сих пор нас трясет, и я не могу поверить, что ЭТО было с нами. Но мы остались живы. А вообще мы чуть не упали со скалы. Потому что мы – идиоты. Есть такие страшные горы, которые как спрессованная пыль, они очень сыпучие, мелкие камни, которые есть в их структуре, совершенно не держат ногу, все сыпется вниз. Мы по своей безмозглости залезли вверх до того уровня, когда спуститься невозможно – грунт под ногами молниеносно едет вниз, а можно только вверх. И как лезть – непонятно, рассудок полностью отключается. Склоны очень крутые, это не холмы, а именно вертикальные скалы, появившиеся в результате редчайшего природного явления – выветривания вулканического туфа, и высокие, внизу не видно земли. И в этой сыпучке – только мелкие и крупные кустики колючек и жалкие пучки сухой травы. Все это легко вырвется с корнем, но только на эти корни и можно наступать... Когда мы поняли, что спуститься уже невозможно, нас охватила ужасная паника. И Оксана сказала, что можно только вверх, до перевала, а что будет за ним – никому неведомо. Было дико страшно. Ужасно. Некоторые колючки сразу, стоило лишь наступить на них, вырывались с корнем и обрушивали за собой слой песка; приходилось держаться только одной ногой и руками, а ведь нужно еще как-то отталкиваться и подтягиваться вверх... Я не знаю, что нас спасло и как мы добрались до вершины... После перевала, действительно, был не опасный спуск. Если бы было иначе – я не знаю... Мы теперь вообще боимся подходить к этим горам, потому что они нас чуть не убили. Когда мы пришли домой (а надо сказать, что мы живем у потрясающих людей), Карен нас спросила: «Как погуляли?» Говорим: «Немного поднялись к вашим горам, но они выглядели опасными». И Карен сказала: «Только не вздумайте на них залезать! Очень многие срываются и гибнут! Местные-то на них не лазят, а вот приезжие часто разбиваются». А и сейчас дрожу, когда пишу это. Но мы забудем это. А в доме был праздник. К хозяевам приехали друзья, Карен и Славик, поздравить сына хозяев с днем свадьбы. Карен – художница, Славик – хирург с мировым именем. Мы не отказывались от спиртного, жутко замерзли или еще продолжали дрожать от пережитого страха, хотелось все забыть и радоваться жизни.

А Славик рассказывал свои истории о Карабахской войне. За первую войну он сделал пять тысяч операций, а недавно прооперировал 27 азербайджанских солдат, чтобы они отдали Армении трупы их погибших ребят. Это был обмен. Какие тут еще слова.

Завтра снова будет прекрасный день, и ужас этот никогда не повторится.

А город очень странный и какой-то совсем нереальный. На той стороне, где мы живем, он примыкает к горам, которые, как гребнями, покрыты вертикальными столбообразными образованиями. Как колпаки или башни. В темноте силуэт этих колпаков выглядит словно челюсть акулы с зубами в несколько рядов. В древности в этих горах было много пещер, как природных так и искусственных, люди живут в них до сих пор. На краю города есть участки земли или огороды, где стоит целиком такой каменный колпак. Их владельцы имеют явное преимущество, ведь в такой башне они могут расположить сарай или даже жилые комнаты. Окраина города сменяется кладбищем, где древние хачкары перемешаны с советскими надгробиями; между ними лениво бродят коровы.

Между горами и городом течет река, шумная, грязная, с большими каменными валунами и мелями, покрытыми травой. Посреди реки стоит привязанная лошадь и пасется среди свалки мусора. Внизу гор, на входах в пещеры, навешены двери или решетки на больших петлях. Часто двери отстают от проема на 20–30 см. Из многих таких дверей раздается хрюканье или кудахтанье, там обитает живность, для этого и щели в дверях. Весь город наполнен старыми советскими ЗИЛами. В основном – голубыми. Ограды огородов сделаны из старых автомобильных дверей, бамперов или просто расплющенных советских жигулей, такие лепешки-жигули. По земляным улицам, имеющим уклон в сторону реки, текут ручьи и катятся побитые падением яблоки. Когда уклон прекращается, яблоки собираются в кучу, лежащую в луже. В общем, полный сюр.

Монастырь Татев

 

 

 

20 октября

У нас ужасный холод, сыро и дождливо. Все серое. Цвет отчаянно пытается пробиться, но это ему плохо удается. 

С утра муж нашей хозяйки, которого зовут обычным армянским именем Грач Иванян, повез нас в монастырь Татев. Ехали в тумане, как в молоке, видимость 50 метров. Интересно было узнать, какие тут в Горисе самые распространенные слова в адрес погоды: «открыто» и «закрыто», то есть скрыто туманом, облаками. Едем, а Грач говорит: «В стороне Алидзора все закрыто» или «Слева от озера уже открыто» и т.д. Мы дивились таким его словам. В общем, приехали к канатной дороге, ведущей к монастырю, а все ущелье внизу закрыто. Но пока ждали нашу кабинку, туман нас пощадил и убрал часть своей ваты, стало немного видно горы и окрестности. Такой сплошной туман я видела только в Пиренеях, а в Перу, на Мачу-Пикчу, он был клочковатый, но зато непроницаемо белый.

От Татевского монастыря (основан в IX веке) я ждала очень многого, перед поездкой достаточно прочитав про него. Татев был одним из важнейших центров науки и просвещения средневековой Армении, на территории монастыря действовали Татевский университет, семинария, богатейшая библиотека. А Гавазан, «живой посох», качающийся столп – ради одной этой загадочной колонны можно проехать через всю Армению. Энергия этого места не могла исчезнуть, и мы ехали за ней. Ранее, еще в Ереване, мы встретили женщину из Москвы, которая, выкурив подряд несколько сигарет, рассказала нам, как потряс ее Татев, перекрыв впечатления от всех мировых святых мест, которые она уже посетила. Меня Татев успокоил, оросил своим нескончаемым дождем, укрыл туманом и укачал Гавазаном. В Храме Сурб Погос-Петрос (Святых апостолов Петра и Павла) нас благословил отец Микаэль, настоятель Татевского монастыря, про которого далеко за пределами Армении рассказывают легенды, – об этом мы могли только мечтать. Приехав сюда в такой ненастный и хмурый день, мы, признаться, боялись не встретить настоятеля, и когда увидели разлетающийся на ветру черный силуэт его фигуры в остром капюшоне, не поверили даже в свою удачу. У него красивое, благородное лицо, маленькие мягкие руки и такой же успокаивающий и укачивающий голос, как и все в этой обители.

Затем мы долго ехали по серпантину, объезжая прекрасные горы. Уже вовсю светило солнце. Когда подъехали к чаше, в которой лежит Горис, увидели, что в ней снова сумрак и пелена дождя. Все равно пошли гулять. Я окончательно поняла, что этот город навевает на меня тоску и уныние, я даже уже хочу из него уехать. Гуляли по нижнему ярусу гор, где спокойно ступать. Очень много пещер, где пастухи укрывают коров от дождя; много оставленных жилых пещер. Мы в них тоже пережидали усиление дождя. Там сухо, кругом сено и коровьи лепешки.

А в пещерах Нораванка были иглы дикобраза, мы все смеялись, как бы он не выскочил и не обстрелял нас ими. У подножия гор, на которые мы сегодня немного поднялись, тянулось городское кладбище, которое постоянно попадало в кадр, а я все пыталась не захватывать его. На кладбище к нам прибилась рыжая собака с рваной раной на шее. Я ее погладила, и в благодарность она сопровождала нас по всем пещерам и тропкам, мокла под дождем, скулила, ела груши и грецкие орехи, которые мы ей чистили, и время от времени падала на спину, прося, чтобы ее погладили, бежала вперед и, обернувшись, ждала нас. Очень скоро мы поняли, что эта собака бродячая и поэтому ей даже нельзя было сказать: «Иди домой!» Мы возвращались в город, а она шла за нами, мы петляли по улицам, пытаясь запутать ее, а она шла за нами, купили ей две сосиски – она все съела, а потом еще слопала половину толстого лаваша и теперь уже с надеждой шла за нами. А потом мы вошли в свои, вернее, не свои, а Грачиковы ворота, с комком в горле закрыли перед ней дверь. Тогда я еще больше захотела уехать из этого Гориса. Через некоторое время Оксана вышла за ворота и, вернувшись, сказала: «Наша собака ждет нас, лежит под лавкой, но дождя нет». И я теперь вообще не смогу уснуть из-за этой собаки!

В комнате дикий холод и невозможно согреться. Мне кажется, что нас на пару дней занесло в какую-то зону отчуждения. Зачем-то это нужно.

Хндзореск

 

 

 

21 октября

У нас сегодня чудесный день.  Дождика не было, хотя с утра стоял жуткий холод. По туманному утру мы доехали из Гориса до села Новый Хндзореск, это на вершине большой плоской горы. Вышли из маршрутки в белое облако тумана, и тут же из этого облака по одной стали выходить коровы, пока не вышло все стадо. Потом туман достал из своих карманов старые машины, боронилки, сено, сараи, лающих собак и горы, горы, горы. Скоро мы различили бесчисленные столбчатые скалы из мягкого податливого туфа, каменный лес, издырявленный черными дуплами. Весь день мы спускались с этой большой горы к Хор Дзору (Глубокому ущелью), этот спуск и есть пещерный, более трех тысяч пещер, город Старый Хндзореск. И по всем низко расположенным пещерам можно лазить, что мы и делали весь день, получив колоссальное удовольствие. Первоначально, во времена, изобилующие набегами неприятелей, дома вырубались не на уровне земли, а в отвесных склонах в 10–30 метрах от основания. В такие жилища можно было попасть лишь по веревкам и веревочным лестницам. Навыки человека-паука жители Хндзореска осваивали с раннего детства, мы с Оксаной живо представили себе девяностолетнюю старуху, ловко взбирающуюся вверх. Армяне поселились в этом укромном месте более 800 лет назад, они заняли пирамиды, построенные для них самой природой, и ни один враг не мог достать их из этих каменных раковин. В 1950-х годах власти сочли, что советскому человеку не подобает жить в пещерах, и Хндзореск начал выходить на плато. Многие дома были разобраны на строительный камень.

Удивительно было то, что вся трава на горах Хндзореска ярко-зеленая, сочная и мясистая, как весной. Не удивительно, что среди каменных пирамид паслись многочисленные коровы, натоптавшие тропы, нередко заставлявшие нас думать, что это не иначе как коровы-пауки.

Церковь Святой Рипсиме

 

 

 

Из зарослей деревьев мы вышли к церкви Святой Рипсиме (XVII век), которая меня пленила с первой же секунды. Было в ней что-то настоящее, подлинное, как в Начале. И поразил земляной алтарь, где на неровный камень, его ограждающий) уложен старый протертый карпет линялого цвета. По всей церкви были расставлены куски камней из обрушенной западной стены, на этих камнях также лежали куски карпета или шкуры. Внутри было темно и тихо, наверное, так было Ионе внутри кита. Мы увидели тетради, где все пишут свои желания, я тоже написала, хотя обычно не откровенничаю таким образом, но здесь я доверилась этому пространству безоговорочно.

Еле успели на последнюю маршрутку. Как обычно.

Завтра мы переезжаем снова в Ереван, чтобы оттуда двигаться уже в северные области страны. Как же холодно! В нашей комнате просто дико холодно! Я так мерзла только в Перу, когда мы спали в шапках и перчатках и даже не подходили к умывальнику. Ааааа! Ни днем, ни ночью невозможно согреться! 

22 октября

Сегодня «пустой» день, лишь дорога и общение, но, наверное, эта пауза была нужна. Сначала мы прощались с нашим домом в Горисе, с Силвой и Грачиком, к которым очень привязались за эти дни. Силва, добрая и простая армянская женщина, собрала нам в дорогу гостинцы: груши, варенье, сушеные яблоки, Грачик, смущенный повышенным вниманием к своей персоне, все-таки согласился с нами сфотографироваться. Потом мы шли по туману на маршрутку, и я опять вспоминала описание тумана в «Набережной неисцелимых». Потом ехали в Ереван, и горы постепенно разглаживались, становились круглее и дружелюбнее, это в Горисе они воинственные и зубастые. Небо голубело, выглянуло солнышко, и все реже дорогу перегораживало идущее стадо – мы вынырнули из самой дождливой в Армении впадины, которую тучи закупоривают («закрывают»), словно пробкой. Сейчас мне уже жаль, что мы покинули этот диковатый край, так многого в нем не исследовав. Я еще не писала про следы от снарядов на стене местной церкви и про дырки на дверце шкафа в доме Силвы. 

Приехав в Ереван, мы навестили бабушку Анжелу, у которой останавливались в начале нашего путешествия, выпили с нею кофе и немного поболтали. Ее муж нарвал нам домашнего винограда и нашел для нас черепаху Давида, чтобы мы и ее смогли поприветствовать.

Сейчас мы уже в новой квартире. Про завтра ничего еще не решили, нужно куда-то выехать, но осталось все труднодоступное. Завтра с утра будем искать такси. Скучаю по не слишком гостеприимному Горису, по его утренним туманам и густым сумеркам, поглощающим за несколько минут зубастые горы.

Монастырь Ованованк

 

 

 

Ованованк. Рельеф в церкви Сурб Карапет

 

 

 

23 октября

Сегодня мы посетили все, что запланировали, хотя это было не очень просто, ведь в Армении с транспортом беда. Но надо сказать, что мы вполне освоили здесь автостоп и перемещение на попутках. 

Сегодняшние монастыри, Сагмосаванк и Ованаванк, поражают своей мощью и таинственностью. Их суровый аскетизм, черно-серые стены и отсутствие освещения создают ощущение невероятной древности. Хотя некоторые части храма таковыми и являются – IV век. Они как языческие алтари. Впрочем, это ощущение рождают все церкви Армении. Считается, что в монастыре Оганаванк в церкви Сурб Карапет хранится часть мощей Иоанна Крестителя. Монастырь живописно окружен остатками древней фортификации.

Интересно изображение в тимпане церкви Сурб Карапет: Иисус Христос и разумные и неразумные девы. Правда, почему-то все девы с бородами: и разумные, те, что со свечками, и неразумные – без свечек. Скалистый обрыв ущелья реки Касах, на котором стоят монастыри, добавляет им отрешенности. Между монастырями много шли пешком, проходя фруктовые сады, ореховые заросли и деревни, насобирали снова всякой еды, накормили нескольких монастырских собак сладкими булочками, погонялись с фотоаппаратом за лягушками в арыках. Сегодня тепло и солнечно.

Завтра перебираемся в Дилижан, где пробудем дней пять.

24 октября

У нас сегодня очередной переезд, заселение в новый дом и короткая прогулка по городу. С переездами съедается весь день.

Сейчас сидим снова с картами и составляем маршруты на предстоящие четыре дня. Просто доехать до монастыря на такси неинтересно. Хотя все так делают. Кроме нас.

В Дилижане уже более поздняя осень, многие деревья совсем без листвы, прозрачные. Очень много каштанов. Мы гуляли по каштановой аллее и заметили, что люди собирают каштаны в пакет. Мы тоже насобирали, решили, что у нас будут сегодня к столу жареные каштаны. Купили вина и больших греческих оливок. Прочитали инструкцию и стали жарить эти каштаны. Они так стреляли. Жарили-жарили, а они вышли очень горькими. Оказалось, что это плоды конского каштана, а вовсе не тех благородных сортов, которые так волшебны на вкус в Стамбуле или в зимней Европе. Последний раз я грелась ими в Португалии, где на каждой улице дымят большие круглые жаровни, и продавцы в перчатках без пальцев переворачивают каштаны большим черпаком, а они трещат, лопаются, греют воздух и одуряюще пахнут. 

Почти ночь. На улице не умолкает лай собак, далеких и соседских, в комнате снова холодно, передо мной мебельный гарнитур орехового дерева и коллекция грузинской керамики. Хозяйку нашего дома зовут Бавакан, что означает «хватит, достаточно» – она была четвертой девочкой в семье, и отчаявшийся отец воззвал ее именем к небесам.

Окончание следует.
Первая часть опубликована в 3-ем номере журнала «Художественный музей» за 2022 год.