Портрет неизвестного с письмом. 1816
	П.П. Веденецкий
	Иркутский областной художественный музей имени В.П. Сукачева

 

 

 

Статья продолжает публикацию в предыдущем номере журнала «Художественный музей» 3(25)2016 года - «Тайны двух мужских портретов».

Рассмотрим «Портрет неизвестного с письмом» из собрания Иркутского областного художественного музея имени В.П. Сукачева (инв. № Ж-94), созданный Павлом Петровичем Веденецким в Санкт-Петербурге в 1816 году. Перед нами – человек несомненно недюжинный, влиятельный, с сильной волей. Но узнать его имя возможно только изучив историю поступления портрета в Иркутский музей, рассказанную его ведущим специалистом по коллекции русского искусства Людмилой Николаевной Снытко.

Как свидетельствуют архивы музея, портрет поступил по закону о национализации в составе бывшей коллекции гражданина Л.И. Вишневецкого, оставленной на хранение в квартире у гражданина Литмана на Поплавской улице в Иркутске. Оттуда коллекция, включавшая несколько семейных портретов, и была вывезена в апреле 1920 года. Сотрудники Иркутского художественного музея приложили много усилий, чтобы установить историю происхождения картин.

Леонтий Иванович Вишневецкий, «занимавшийся скупкой и перепродажей золотых приисков» [5, с. 22], обладал привлекательной внешностью (его портрет работы Н.В. Розанова 1912 года также входил в состав коллекции). Промотав имение своей первой жены, Вишневецкий оказался в Екатеринбурге, где в период 1914 – 1917 годов стал гражданским (?) мужем Веры Яковлевны Казанцевой и расположился в ее доме № 15 на Александровском проспекте. В особняке В.Я. Казанцевой находилось семейное собрание картин и книг. «В 1905 г. картины из коллекции искусства В. Казанцевой выставлялись на VII Выставке Уральского общества любителей изящных искусств» [4, с. 22]. Когда весной 1918 года в Екатеринбурге начались грабежи особняков, картины были упакованы, а в июле 1919 года - вывезены в Иркутск, в поселок Иннокентьевский, где жила сестра В.Я. Казанцевой Валентина Яковлевна Осипова. Несмотря на испытываемые финансовые затруднения, В.Я. Казанцева не продала ни одной картины из семейного собрания, которое и было реквизировано в 1920 году. Дальнейшая судьба Веры Яковлевны и Леонтия Ивановича Вишневецкого мне неизвестна.

Вера Яковлевна Казанцева – «одна из наиболее ярких и неординарных женщин» [5, с. 18] Екатеринбурга. Она родилась в 1864 году в семье почетных граждан Я.И. и А.А. Расторгуевых; 9 июня 1880 года венчалась с Гавриилом Гаврииловичем Казанцевым в Свято-Троицкой (Рязановской) единоверческой церкви. Гавриил Гавриилович Казанцев (1854 – 1902) закончил физико-математический факультет Петербургского университета, работал ассистентом у Д.И. Менделеева, известен как изобретатель золотопромывальной машины [5]. В 1879 году он вернулся в Екатеринбург, чтобы заниматься семейным делом по разработке золотых приисков. В 1899 – 1902 годах Г.Г. Казанцев занимал пост городского головы Екатеринбурга. В 1902 году он скоропостижно скончался. Его старший брат Владимир Гавриилович Казанцев (1848 – 1902) стал достаточно известным художником, его картины также вошли в семейную коллекцию. Вера Яковлевна Казанцева занималась общественно полезной деятельностью. В Екатеринбурге Казанцевы считались именитыми людьми, имели свои золотые прииски, магазины, дома, жили широко, давали балы, у них был даже свой театр. После смерти мужа Вера Яковлевна осталась одна и была вынуждена решать возникавшие у нее финансовые проблемы, сдавая внаем помещение в своем доме и свой сад. Таким образом она и познакомилась с Л.И. Вишневецким.

Вот так было установлено, что собрание картин, попавшее в Иркутский художественный музей, было цельной семейной коллекцией купцов Казанцевых из Екатеринбурга. Один из семейных портретов, датированный 1839 годом, подписан П.П. Веденецким, что говорит о несомненном знакомстве художника с представителями этого семейства. «Предположение о том, что все они родственники - Казанцевы, я сделала, во-первых, на основании того, что все портреты происходят из собрания Казанцева, во-вторых, из-за чисто внешнего сходства их с известным Казанцевым <…> У всех четверых мужчин очень характерный овал лица и особенно нос», - написала мне Людмила Николаевна Снытко. Не вдаваясь в излишние подробности, скажу, что у Казанцевых действительно имеются своеобразные фамильные особенности внешности, передающиеся из поколения в поколение, и интересующий нас персонаж с большой долей вероятности тоже принадлежал к семейству купцов Казанцевых из Екатеринбурга.

	Свято-Троицкий собор (Рязановская церковь). Екатеринбург. Современный вид
	фотография с сайта sobory.ru

 

 

 

Екатеринбургские купцы Казанцевы – бывшие беглые крестьяне-староверы Казанцовы (именно так звучала их фамилия вплоть до середины XIX века), выходцы из села Семенова на реке Керженец Нижегородской губернии, перебравшиеся на Урал в 1720-х годах, сначала в деревню Становую, затем в село Шарташ и, наконец, в Екатеринбург [1]. Наиболее ранним по времени известным изображением с характерными фамильными особенностями внешности является портрет отца Гавриила Гаврииловича - Гавриила Фомича Казанцева в пожилом возрасте. Г.Ф. Казанцев (Казанцов) родился в 1806 году и был вторым из восемнадцати детей Фомы Федотовича Казанцова. Ф.Ф. Казанцов записывался «в купечество по 3-й, а чаще по 2-й гильдии, торговал железом, маслом, салом, винами, сальными свечами. Ему принадлежал первый в городе свечной завод» [2, с. 96].

К 1813 году в Екатеринбурге насчитывалось 87525 жителей обоего пола (купцов второй гильдии – 25, третьей – 341, всего – 366). «Вообще же купцы и мещане Екатеринбургские превосходят богатством, торговлею и промыслами всех прочих (в Пермской губернии – Е. С.)» [7, с. 88]. По большей части местные купцы и мещане были староверами, и это диктовало некоторые особенности устройства общественной жизни; но именно екатеринбургские староверы оказались прекрасно вписаны в современное им общество. «Здесь и в Невьянском заводе главное место сей секты, потому особливо, что содержатся в них приходящие из Иргисских скитов попы, совершающие все обряды своего исповедания в часовнях, великолепно украшенных, особливо старыми образами Греческой работы, и снабденных сколько можно древнейшей печати книгами <…> Однакож можно сказать, что искусившиеся в обхождении (старообрядцы – Е. С.) почти только наружно придерживаются своих закоренелых обычаев, будучи оборотливы в своих делах, знаемы лучшими людьми, отличаемы по своему разуму, хорошему поведению и капиталу» [7, с. 264 - 265].

Екатеринбургские старообрядцы в основном принадлежали к тому направлению, которое принимало священство и таинства Православной церкви, однако большинство не хотело переходить в единоверие. Зависимость от власти православного епархиального начальства, признававшего древние обряды неверными, была противна их совести [6]. Старшинами екатеринбургского старообрядчества были городской голова Екатеринбурга (1814 – 1817) Яким Меркурьевич Рязанов и бургомистр магистрата Фома Федотович Казанцов [3]. Именно этим людям принадлежала идея строительства самого большого старообрядческого храма в России – Святой Троицы. Главная контора екатеринбургских заводов активно противодействовала этому начинанию. С 1810 года Я.М. Рязанов добивался выделения участка земли под строительство [3], и к 1814 году возведение храма уже началось без одобрения Синода и Екатеринбургской управы благочиния. «Сверх сих (9-ти кирпичных заводов - Е. С.) <…> находятся <…> и еще два заведенные на время по случаю строения церькви во имя С. Троицы; в них вырезывается до 12.000 кирпича (1813 год - Е. С.)» [7, с. 261].

С 1816 года, получив поддержку у епископа Пермского и Екатеринбургского Иустина [3], старообрядческие старшины зачастили в Санкт-Петербург и Москву то вместе, то порознь. Они ходатайствовали о даровании старообрядцам независимого священства, об учреждении в городе Екатеринбурге старообрядческой духовной конторы и о полной независимости старообрядчества от духовенства Православной церкви, представляя императору Александру I и правительству бумаги и проекты от лица старообрядческой общины.

Стоп! 1816 год, Санкт-Петербург, письмо-прошение, вокруг которого построена композиция рассматриваемого нами портрета. Несомненное физиономическое сходство с нисходящими представителями семейства Казанцевых. Думаю, что именно здесь и находится разгадка, кто же изображен на этом портрете из далекого прошлого. Точная дата рождения Фомы Федотовича Казанцова неизвестна, однако в 1806 году, когда родился его второй сын, ему должно было быть чуть больше двадцати лет, а в 1816-м – чуть больше тридцати.

Фома Федотович «многие годы был старшиной Екатеринбургского беглопоповского общества, а фактически – одним из старшин общества старообрядцев Сибирского края <…> И хотя неудачные попытки договориться с правительством Николая I привели к тому, что в 1829 г. Яким Меркурьевич Рязанов и Фома Федотович Казанцев (Казанцов – Е. С.) сложили с себя полномочия старшин, они продолжали оставаться влиятельнейшими фигурами в старообрядческом мире» [2, с. 97]. «Численность своих сторонников старшины оценивали в 200 тысяч человек» [3, с. 72]. Смерть Ф.Ф. Казанцова в 1832 году стала одним из факторов, повлиявших на то, что в дальнейшем старообрядцы во главе с Я.М. Рязановым обратились к православию на условиях единоверия, а выстроенный храм на левом берегу реки Исети стал носить название - Свято-Троицкая (Рязановская) единоверческая церковь.

Если бы меня спросили, как бы я определила «Портрет неизвестного с письмом» из Иркутского областного художественного музея имени В.П. Сукачева, я бы ответила без колебаний: Павел Петрович Веденецкий, «Портрет екатеринбургского купца-старообрядца Фомы Федотовича Казанцова», 1816 год, Санкт-Петербург. Но один закономерный вопрос требует разрешения: как купец из Екатеринбурга, возможно, впервые приехавший в столичный город подавать прошение императору, мог заказать свой портрет безвестному художнику, ученику Императорской Академии художеств? Все встало бы на свои места, если предположить, что Ф.Ф. Казанцов был знаком с П.П. Веденецким ранее, еще со времен, когда молодой художник проживал в Нижнем Новогороде.

	Портрет неизвестного мужчины с гусиным пером
	П.П. Веденецкий (прежняя атрибуция - Н.И. Аргунов)
	Национальный музей. Варшава

 

 

 

Фома Федотович Казанцов был вполне удачливым и успешным купцом: «У купцов Казанцовых вытапливается сала и продается вместе с прикупаемым на 76,000» [7, с. 260]. Он наверняка бывал в Нижнем Новгороде, например, мог посещать знаменитую Нижегородскую ярмарку; в конце концов он должен был останавливаться в Нижнем по дороге из Екатеринбурга в одну из столиц. На вопрос о местном художнике первый же встречный житель Нижнего Новгорода указал бы на дверь дома Петра Афанасьевича Веденецкого, подарившего на волне патриотического подъема в 1812 году Нижегородской губернской гимназии серию изображений исторических деятелей России. Однако в справочной литературе отсутствуют сведения о том, чем же занимался сын Петра Афанасьевича Павел Петрович после окончания школы живописи А.В. Ступина в Арзамасе в 1811(?) году и до отъезда в Академию художеств в 1814-м. Сейчас мы попробуем в этом разобраться.

Отечественная война 1812 года, вне всякого сомнения, спутала карты П.П. Веденецкому, желавшему продолжить обучение живописному мастерству в стенах Императорской Академии художеств в числе наиболее талантливых учеников школы А.В. Ступина. К тому времени Павлу Петровичу уже исполнилось больше двадцати лет, значит, он должен был помогать своему отцу зарабатывать деньги, в том числе занимаясь с учениками школы Веденецкого на дому и выполняя часть заказов на иконы для местных церквей и на портреты. Таким заказным портретом, исполненным младшим Веденецким в Нижнем Новгороде в период 1812 - 1814 годов, и может являться «Портрет неизвестного мужчины с гусиным пером» из Национального музея в Варшаве (инв. М.Ob.807 MNW).

Если вглядеться в созданный художником образ, то трудно избавиться от ощущения, что именно так и должен был выглядеть в этот период времени Фома Федотович Казанцов, молодой купец из Екатеринбурга, один из старшин местного старообрядческого общества. В 1813 году «все здешние (екатеринбургские - Е. С.) купцы <…> одеваются в Русское платье» [7, с. 256]. Болея за общее дело, Ф.Ф. Казанцов пишет свое очередное прошение о постройке старообрядческого храма, но мы знаем, что и на этот раз он получит отказ.

Явное изменение представительского облика Фомы Федотовича заметно на портрете 1816 года, выполненном в Санкт-Петербурге. Молодой мужчина уже уловил требования моды середины 1810-х годов для своего сословия, избавившись от внешних примет провинциальности; он аккуратно пострижен, и только ухоженная бородка напоминает о его принадлежности к старообрядцам. «Вообще сей пол купеческого <…> состояния в здешнем городе (Екатеринбурге - Е. С.) весьма склонен к щегольству» [7, с. 266]. Неудивительно, что Фома Федотович в 1816 году пожелал запечатлеть для своей семьи как изменения своего внешнего вида согласно столичной моде, так и сопутствовавшую ему удачу при подаче прошения. Самым простым решением для Ф.Ф. Казанцова было обращение к ранее знакомому ему молодому живописцу Веденецкому.

Полагаю, что искусствоведы из Национального музея в Варшаве, изучив предложенные материалы, смогут определить степень достоверности утверждения, что на «Портрете неизвестного мужчины с гусиным пером», созданном в 1812 – 1814 годах в Нижнем Новгороде, также изображен Ф.Ф. Казанцов.

В заключение расскажу о том, как портрет купца-старообрядца кисти нижегородского художника П.П. Веденецкого оказался в Варшаве. По условиям Рижского договора 1921 года в Польшу были возвращены все военные трофеи, все научные и культурные ценности, вывезенные с ее территории начиная с 1772 года. В 1922 году была доставлена в Варшаву из Петрограда и коллекция инженера Станислава Кросновского; предметы музейного значения из этой коллекции были взяты под опеку Государственным Художественным собранием [8]. В 1936 году часть коллекции была переведена во вновь открытое здание Национального музея в Варшаве, с 1948 года интересующий нас портрет включен в его фонд. По-видимому, картина была приобретена польским коллекционером во время его пребывания в Санкт-Петербурге (с 1888 по 1917 год) как работа Николая Аргунова.