Л.А. Серков: памяти художника
Трое. Белая ночь. 1970 | |
Л.А. Серков |
В 2022 году выдающемуся новосибирскому художнику Л.А. Серкову (1937–1975) исполнилось бы 85 лет. За сравнительно короткий период активной творческой деятельности (1960-е – начало 1970-х годов) мастер выработал узнаваемый авторский стиль и оригинальный метод, создал образы, отражающие противоречия позднесоветского искусства.
Любопытно, как Серков, будучи представителем поколения художников-семидесятников, для творчества которых характерно фантазийное гротескное начало, подчеркнутая современная оптика и осознанная игра с культурной памятью, продолжал работать в рамках содержательно выхолощенного ко второй половине 1960-х годов сурового стиля. Так, искусствовед П.Д. Муратов отмечает: «Он попробовал импровизировать в живописи, как это делал Грицюк, но импровизация ему не далась, и он оставил это занятие. Его сила была не в создании нового, а в личном, стало быть, в новом прочтении уже известного, что тоже немало» [2].
Взяв за основу творческих поисков проблему человека, решаемую «суровыми» в ракурсе назидательного, публицистического романтизма, Серков акцентировал внимание на ее экзистенциальном содержании. В бессюжетных композициях художника философские вопросы человеческого существования проступают через молчаливые образы растерянных и угловатых людей, пребывающих в сгущенных пространствах Севера, тайги или моря. Эти образы объединены утонченной магмой живописных откровений и колористических нюансов. Немногочисленные камерные произведения («Трое. Белая ночь» (1970), «Обедающие» (1971), «Большая белая собака» (1972), листы из графической серии «Нефтяники Севера» и др.) отличаются намеренной простотой живописного и сюжетного высказывания, монументальностью образов, декоративными членениями и уплощенностью пространства, художественно переосмысленными, а в некоторых случаях повторенными приемами и средствами из живописи постимпрессионистов, Р.Р. Фалька и П.Н. Филонова.
В силу графического иллюстраторского начала, очевидно, доминирующего в мышлении Серкова, он создавал станковые акварельные листы и камерные полотна, которые, вступая в сюжетное и пластическое взаимодействие друг с другом, составляли в совокупности повествовательные тематические серии и циклы. Так, П.Д. Муратов выделяет в творчестве художника тему сетей: «Иногда она принимала сюжетно-бытовой облик – рыбаки штопают сети, развешенные на специальных столбах с перекладинами, иногда лирический – с изображением девушки возле сетей, ждущей кого-то с моря, но чаще всего изображение сетей не сопровождалось жанровым мотивом и тогда они представляли собой неопределенную монументальную торжественную форму» [2]. Нарочитую «немотивированность» данного сюжета можно объяснить стратегией автора, намерено переосмысляющего реальность сквозь призму живописных и пластических метафор.
Тишина. 1970. Из цикла «Сети» | |
Л.А. Серков |
В качестве подтверждения иносказательного языка художника П.Д. Муратов приводит в пример важную деталь его метода. На полях одного из листов Серков оставил текст-наблюдение: «Весной развешенные сети ловят юную неопытную зеленую траву. Осенью в них попадают шуршащие золотые листья, усталые в своей красивой обреченности. На исходе дня первого запуталось в сетях облако, но налетел ветер и от него остались сотни маленьких свидетелей его чистейшей белизны. И на исходе дня последнего упал снег, и неубранные сети тянулись на фоне его черной траурной кисеей» [2]. Важно отметить, что избыточная метафора, проступающая в тексте, нивелируется в визуальных образах художника, подчеркнуто реалистических, обобщенных. Главным в них становится живописная поверхность, цвет, линии, контуры, композиция, плотно собранная в почти квадратном пространстве листа или холста. Посредством пластических искажений, обобщений, тонких лессировок и валеров Серков размышлял об основах мироздания, ставил перед собой экзистенциальные вопросы, создавал визуальный миф о жизни. Согласимся с Л.В. Мочаловым, писавшем о живописной поэтике ленинградских художников – представителей третьего пути в позднесоветском искусстве: «Не будучи ни явными, ни тайными авангардистами, но держа их открытия в уме, они умели видеть конкретное сквозь призму абстрактного. Они строили свое пластическое пространство, не отказываясь от формы станковой картины – и «окна в мир», и «экрана» авторского духовного излучения, моделирующего собственное представление о мире, отношение к нему. Картина обновлялась, но сохраняла свою генетическую память, закрепленную морфологией, пластической структурой, несущей в себе и особую семантику. Пространство картины оставалось той животворящей средой, в которой могли реализоваться новые поэтические допущения, совершаться новые метаморфозы» [1].
Ниже публикуются небольшие воспоминания новосибирских художников В.С. Бухарова, Е.И. Конькова, Я.Я. Яковлева, написанные ими для неизданного каталога персональной выставки произведений Л.А. Серкова 1983 года. Входя в близкое дружеское окружение мастера, испытав его влияние и будучи в значительной мере его творческими единомышленниками, эти авторы раскрывают важные грани личности художника, по-особому воспринимающиеся сегодня, на значительном временном расстоянии. В.С. Бухаров акцентирует внимание на художественном мышлении Л.А. Серкова, его внутренних мотивах и целях. Е.И. Коньков характеризует метод работы художника, прослеживая неразрывную связь ремесла и творчества. Я.Я. Яковлев приближается к анализу образно-пластического языка Л.А. Серкова, представляет его активно вовлеченным в повседневную жизнь позднесоветского общества.
Натюрморт с рыбами | |
Л.А. Серков |
Виктор Семенович Бухаров:
В формировании личности каждого молодого художника очень большое значение имеет то, кто из старших встретится на его пути в искусство. В моем становлении как художника и гражданина решающую роль сыграл Лев Анатольевич Серков. Мне посчастливилось в течение нескольких лет находиться рядом с ним, в его мастерской. Я и сейчас ощущаю его постоянное присутствие, его отношение к искусству, к долгу художника.
Память обостряет, но не идеализирует качества человека. И порой мне кажется, что лишь теперь я узнал Льва Серкова по-настоящему.
Не хочется говорить с ложной восторженностью, но не хочется и умалить достоинства человека, учившего думать, ставить задачи в искусстве и преодолевать инертность художественного мышления.
Поражаюсь его умению заметить что-то важное в жизни и сказать об этом сжато и емко. Он умел поставить проблему. Мыслить – вот что было для него важным. Его вопрос к себе и товарищам: «Зачем ты это делаешь? Что ты этим хочешь сказать?» – я редко встречал у других художников.
Сохранился небольшой каталог выставки молодых художников Магадана 1964 года с работами Серкова в нем. Почти все участники этой выставки представлены здесь этюдами. У Льва из двадцати двух работ – только один этюд, остальные – законченные картины. В этом выражено его отношение к своей профессии, к зрителю; в этом – весь Лев Серков.
Многие считали его графиком. Лев сказал как-то: «К живописи я отношусь серьезно». Долго вынашивал каждую работу, но никогда не жаловался, в неудачах не замыкался, хотя и переживал их. Вообще о себе говорил очень мало.
Весенние дожди. 1974. Из серии «Нефтяники Севера» | |
Л.А. Серков |
Помню, однажды его попросили написать портрет. Серков ответил: «Я могу написать Ваш портрет, но Вас я мало знаю». Его интересовало не внешнее, а то внутреннее, без чего искусство теряет свой главный смысл.
Его искусство лишено внешней эффектности, оно предполагает длительное рассматривание, размышление и сопереживание. Оно несет в себе отзвук его ощущений и раздумий, отражает его духовные взлеты и творческие поиски, мечту о гармонии человека и природы, его человечную и тревожную душу.
Льва Серкова отличала готовность в любую минуту поддержать товарища. Но делал он это без показного участия, без ложной сентиментальности. Никогда не льстил, был суров, иногда даже резок, но правдив и внимателен. В оценках был немногословен, но умел увидеть главное и выразить это порой одним словом: «соберись». Делать добро другим – в этом было его постоянное качество.
Хочется, чтобы зритель сопережил творчество Льва Серкова, глубину его размышлений о жизни, о человеке, о мире, нас окружающем.
Евгений Илларионович Коньков:
Мы с Серковым формировались, учились в разных городах, но оказались духовно близкими людьми. Эта близость больше чувствовалась даже не в разговорах, а в работе. Были друзьями, соседями по мастерской, но это не мешало ему быть строгим, честным, принципиальным в оценке моих работ. Он подстегивал своим присутствием. Характер был.
Лев не боялся делать работы, которые не производили впечатления с первого взгляда. Это трудный путь. Но все, что он делал, было искренне, серьезно. И он хотел, чтобы таким его поняли.
Серков был по-настоящему молодым художником – с внутренним поиском, неудовлетворенностью, заинтересованностью, мужественным переживанием творческих неудач.
Вел последовательную работу. Вначале на столе появлялись маленькие почеркушки тушью, карандашами, уже через три дня – форэскиз, который затем увеличивался в размерах. Это была его система – от форэскиза до завершенного состояния на протяжении длительного времени.
После вахты. 1974. Из серии «Нефтяники Севера» | |
Л.А. Серков |
Помню, как он делал серию офортов «Нефтяники Севера». Начинал тяжело, скованно, словно выполнял чертеж. Но когда от эскизов переходил к работе в материале – мыслил как художник. Он был плотником композиции. Терпелив был. Я мог бросить, если не получалось, а он шел до конца. Труженик великий.
К издательской работе Лев относился также с полной отдачей. Он «делал» книги – это было его дело, потому что все качества, необходимые для работы в книге, он имел. Когда пишешь картину, охватываешь ее целиком. А когда иллюстрируешь книгу, охватить ее ансамбль труднее. Где-то случаются провалы. Только с натурой Серкова можно было выдержать громадную книгу, не потеряв чувства стиля от начала и до последней концовки. Иллюстрации к бурятским сказкам «Меткая стрела», как и все художественное оформление этого издания, – одна из самых удачных работ Серкова. Это оригинальные, самобытные, мастерски выполненные листы. В них нет стороннего влияния, подражания. В них художнику удалось выразить то, к чему он стремился в своем творчестве.
Серков был цельным во всем – в станковой графике, в живописи, в книжной иллюстрации.
Очень серьезно он относился к литературе. Не читал без разбора, не блистал поверхностной эрудицией, не произносил общих фраз, но то, что любил, знал глубоко. Обладал хорошим аналитическим восприятием, цепкой памятью. Это переходило и в его искусство.
В каждом дне, в каждой работе, в каждой встрече с людьми Серков пытался найти какие-то маленькие радости. Он умел направить разговор в нужное русло, был последовательным и любил открывать для себя что-то новое. Он был поэтом жизни, хотя за его внешностью, довольно суровой, его ироничностью трудно было угадать такую душу.
Однажды я вошел в мастерскую Льва. Он принес огромный букет сирени и тут же стал писать его. Меня поразила не сама работа, а вдохновение художника. Во всем его облике, в его творчестве было нечто антимещанское. Таким и остался он в моей памяти.
Обедающие. 1971 | |
Л.А. Серков |
Яков Яковлевич Яковлев:
Талантливый живописец и не менее даровитый график, замечательный акварелист, автор очень цельных и своеобразных иллюстраций к нескольким книгам – вот далеко не полный перечень того, кем был в своей недолгой жизни Лев Анатольевич Серков. Он был одним из тех художников, мимо которых мы не должны проходить. Он был личностью.
Еще со школьной скамьи я следил за выставками новосибирских художников. Меня интересовали прежде всего работы молодых тогда авторов: И. Наседкина, Л. Серкова, А. Никольского, В. Семенова, Н. Грицюка, В. Кирьянова и других. Шел 1969 год, когда я впервые встретился с Серковым на одной из выставок. Скоро мы стали друзьями. Лев сразу привлек меня своим доброжелательным нравом, большой серьезностью и профессионализмом. И лишь позднее я понял, в какой мере Серков и некоторые другие художники положительно влияли не только на развитие творческого начала во мне, но и на всю жизнь Союза художников.
С той поры мы встречались постоянно. У Серкова были серьезные идеи и мысли, и он стремился исследовать все проблемы в их взаимосвязи, со всеми «за» и «против», со всеми скрытыми сторонами.
Большей части его работ присуща удивительная событийность, несмотря на внешнюю непритязательность сюжетов. Его персонажи заняты обыденными делами: они умываются, сидят за столом, строят дом, играют в снежки или футбол. Но во все это, благодаря какой-то особой убедительности, художнику удавалось вносить глубокий образный смысл, побуждающий к серьезному, неоднозначному восприятию. Это одинаково относится и к сюжетным композициям, и к натюрморту, и к пейзажу. И чем более скупые выразительные средства находил автор, тем больший подтекст присутствовал в его работах. Не случайно одним из любимых писателей Серкова был Эрнст Хемингуэй с его известной «теорией айсберга», по которой лишь одна восьмая смысла произведения находится на поверхности.
На реке Таган V (Памяти Л. Серкова). 1976 | |
Я.Я. Яковлев |
Нам довелось часто вместе ездить. И эти часы, проведенные в поле, в лесу, на озере, были особенно дороги для меня. Тогда я видел рядом с собой восторженного, пытливого, легкого на подъем и выносливого человека. Он мог пройти пешком десяток километров с этюдником, сетями, полным рюкзаком за плечами, потом развести костер, сварить уху и тут же, вздремнув немного, писать этюды на рассвете.
Помню, как поразило меня его восприятие памятников старины во время нашей поездки в Суздаль. Увиденное не привлекло его внимания к внешним красотам суздальского пейзажа, а побудило к размышлениям о русской истории, о делах людей, живших здесь в разные времена. Так и в творчестве. Все, что имело хоть какое-то отношение к ложной красивости, позе, тщательно и долго отсеивалось им. Замыслы работ, даже небольших, вынашивались нескоро, а иногда и нелегко. Кто-то однажды сказал: «Если вам есть что сказать в искусстве – скажите, и это будет хорошо, если нет – молчите, и это тоже будет неплохо». Серков часто вспоминал эти слова и следовал им. Ему удавалось проходить мимо заманчивого, но поверхностного в искусстве и выносить на холст только хорошо продуманное, осмысленное, пережитое.
Как-то в мастерской Серкова заспорили о количественных категориях творчества. Лев пошел в кладовку и принес кипу набросков – и не просто набросков, а графически сформулированных идей новых работ лет на двадцать вперед. В них проходила тема, к которой он периодически возвращался, как к любимым книгам, – тема человека, его судьбы, гармонии его сосуществования с природой. Жаль, что планам художника не суждено было сбыться.
Литература:
1 | Мочалов Л.В. В поисках третьего пути [Электронный ресурс]. URL: https://reading-hall.ru/publication.php?id=3735 (дата обращения: 13.12.2022). |
2 | Муратов П.Д. Художник Лев Серков [Электронный ресурс]. URL: https://xn--80alhdjhdcxhy5hl.xn--p1ai/content/hudozhnik-lev-serkov (дата обращения: 13.12.2022). |