Л.А. Серков: памяти художника

26 декабря 2022
В.Н. Чимитов, В.С. Бухаров, Е.И. Коньков, Я.Я. Яковлев
Трое. Белая ночь. 1970
  Трое. Белая ночь. 1970
  Л.А. Серков
 
 
 

В 2022 году выдающемуся новосибирскому художнику Л.А. Серкову (1937–1975) исполнилось бы 85 лет. За сравнительно короткий период активной творческой деятельности (1960-е – начало 1970-х годов) мастер выработал узнаваемый авторский стиль и оригинальный метод, создал образы, отражающие противоречия позднесоветского искусства.

Любопытно, как Серков, будучи представителем поколения художников-семидесятников, для творчества которых характерно фантазийное гротескное начало, подчеркнутая современная оптика и осознанная игра с культурной памятью, продолжал работать в рамках содержательно выхолощенного ко второй половине 1960-х годов сурового стиля. Так, искусствовед П.Д. Муратов отмечает: «Он попробовал импровизировать в живописи, как это делал Грицюк, но импровизация ему не далась, и он оставил это занятие. Его сила была не в создании нового, а в личном, стало быть, в новом прочтении уже известного, что тоже немало» [2].

Взяв за основу творческих поисков проблему человека, решаемую «суровыми» в ракурсе назидательного, публицистического романтизма, Серков акцентировал внимание на ее экзистенциальном содержании. В бессюжетных композициях художника философские вопросы человеческого существования проступают через молчаливые образы растерянных и угловатых людей, пребывающих в сгущенных пространствах Севера, тайги или моря. Эти образы объединены утонченной магмой живописных откровений и колористических нюансов. Немногочисленные камерные произведения («Трое. Белая ночь» (1970), «Обедающие» (1971), «Большая белая собака» (1972), листы из графической серии «Нефтяники Севера» и др.) отличаются намеренной простотой живописного и сюжетного высказывания, монументальностью образов, декоративными членениями и уплощенностью пространства, художественно переосмысленными, а в некоторых случаях повторенными приемами и средствами из живописи постимпрессионистов, Р.Р. Фалька и П.Н. Филонова.

В силу графического иллюстраторского начала, очевидно, доминирующего в мышлении Серкова, он создавал станковые акварельные листы и камерные полотна, которые, вступая в сюжетное и пластическое взаимодействие друг с другом, составляли в совокупности повествовательные тематические серии и циклы. Так, П.Д. Муратов выделяет в творчестве художника тему сетей: «Иногда она принимала сюжетно-бытовой облик – рыбаки штопают сети, развешенные на специальных столбах с перекладинами, иногда лирический – с изображением девушки возле сетей, ждущей кого-то с моря, но чаще всего изображение сетей не сопровождалось жанровым мотивом и тогда они представляли собой неопределенную монументальную торжественную форму» [2]. Нарочитую «немотивированность» данного сюжета можно объяснить стратегией автора, намерено переосмысляющего реальность сквозь призму живописных и пластических метафор.

Тишина. 1970. Из цикла «Сети»
  Тишина. 1970. Из цикла «Сети»
  Л.А. Серков
 
 
 

В качестве подтверждения иносказательного языка художника П.Д. Муратов приводит в пример важную деталь его метода. На полях одного из листов Серков оставил текст-наблюдение: «Весной развешенные сети ловят юную неопытную зеленую траву. Осенью в них попадают шуршащие золотые листья, усталые в своей красивой обреченности. На исходе дня первого запуталось в сетях облако, но налетел ветер и от него остались сотни маленьких свидетелей его чистейшей белизны. И на исходе дня последнего упал снег, и неубранные сети тянулись на фоне его черной траурной кисеей» [2]. Важно отметить, что избыточная метафора, проступающая в тексте, нивелируется в визуальных образах художника, подчеркнуто реалистических, обобщенных. Главным в них становится живописная поверхность, цвет, линии, контуры, композиция, плотно собранная в почти квадратном пространстве листа или холста. Посредством пластических искажений, обобщений, тонких лессировок и валеров Серков размышлял об основах мироздания, ставил перед собой экзистенциальные вопросы, создавал визуальный миф о жизни. Согласимся с Л.В. Мочаловым, писавшем о живописной поэтике ленинградских художников – представителей третьего пути в позднесоветском искусстве: «Не будучи ни явными, ни тайными авангардистами, но держа их открытия в уме, они умели видеть конкретное сквозь призму абстрактного. Они строили свое пластическое пространство, не отказываясь от формы станковой картины – и «окна в мир», и «экрана» авторского духовного излучения, моделирующего собственное представление о мире, отношение к нему. Картина обновлялась, но сохраняла свою генетическую память, закрепленную морфологией, пластической структурой, несущей в себе и особую семантику. Пространство картины оставалось той животворящей средой, в которой могли реализоваться новые поэтические допущения, совершаться новые метаморфозы» [1].

Ниже публикуются небольшие воспоминания новосибирских художников В.С. Бухарова, Е.И. Конькова, Я.Я. Яковлева, написанные ими для неизданного каталога персональной выставки произведений Л.А. Серкова 1983 года. Входя в близкое дружеское окружение мастера, испытав его влияние и будучи в значительной мере его творческими единомышленниками, эти авторы раскрывают важные грани личности художника, по-особому воспринимающиеся сегодня, на значительном временном расстоянии. В.С. Бухаров акцентирует внимание на художественном мышлении Л.А. Серкова, его внутренних мотивах и целях. Е.И. Коньков характеризует метод работы художника, прослеживая неразрывную связь ремесла и творчества. Я.Я. Яковлев приближается к анализу образно-пластического языка Л.А. Серкова, представляет его активно вовлеченным в повседневную жизнь позднесоветского общества.

Натюрморт с рыбами
  Натюрморт с рыбами
  Л.А. Серков
 
 
 

Виктор Семенович Бухаров:

В формировании личности каждого молодого художника очень большое значение имеет то, кто из старших встретится на его пути в искусство. В моем становлении как художника и гражданина решающую роль сыграл Лев Анатольевич Серков. Мне посчастливилось в течение нескольких лет находиться рядом с ним, в его мастерской. Я и сейчас ощущаю его постоянное присутствие, его отношение к искусству, к долгу художника.

Память обостряет, но не идеализирует качества человека. И порой мне кажется, что лишь теперь я узнал Льва Серкова по-настоящему.

Не хочется говорить с ложной восторженностью, но не хочется и умалить достоинства человека, учившего думать, ставить задачи в искусстве и преодолевать инертность художественного мышления.

Поражаюсь его умению заметить что-то важное в жизни и сказать об этом сжато и емко. Он умел поставить проблему. Мыслить – вот что было для него важным. Его вопрос к себе и товарищам: «Зачем ты это делаешь? Что ты этим хочешь сказать?» – я редко встречал у других художников.

Сохранился небольшой каталог выставки молодых художников Магадана 1964 года с работами Серкова в нем. Почти все участники этой выставки представлены здесь этюдами. У Льва из двадцати двух работ – только один этюд, остальные – законченные картины. В этом выражено его отношение к своей профессии, к зрителю; в этом – весь Лев Серков.

Многие считали его графиком. Лев сказал как-то: «К живописи я отношусь серьезно». Долго вынашивал каждую работу, но никогда не жаловался, в неудачах не замыкался, хотя и переживал их. Вообще о себе говорил очень мало.

Весенние дожди. 1974. Из серии «Нефтяники Севера»
  Весенние дожди. 1974. Из серии «Нефтяники Севера»
  Л.А. Серков
 
 
 

Помню, однажды его попросили написать портрет. Серков ответил: «Я могу написать Ваш портрет, но Вас я мало знаю». Его интересовало не внешнее, а то внутреннее, без чего искусство теряет свой главный смысл.

Его искусство лишено внешней эффектности, оно предполагает длительное рассматривание, размышление и сопереживание. Оно несет в себе отзвук его ощущений и раздумий, отражает его духовные взлеты и творческие поиски, мечту о гармонии человека и природы, его человечную и тревожную душу.

Льва Серкова отличала готовность в любую минуту поддержать товарища. Но делал он это без показного участия, без ложной сентиментальности. Никогда не льстил, был суров, иногда даже резок, но правдив и внимателен. В оценках был немногословен, но умел увидеть главное и выразить это порой одним словом: «соберись». Делать добро другим – в этом было его постоянное качество.

Хочется, чтобы зритель сопережил творчество Льва Серкова, глубину его размышлений о жизни, о человеке, о мире, нас окружающем.

Евгений Илларионович Коньков:

Мы с Серковым формировались, учились в разных городах, но оказались духовно близкими людьми. Эта близость больше чувствовалась даже не в разговорах, а в работе. Были друзьями, соседями по мастерской, но это не мешало ему быть строгим, честным, принципиальным в оценке моих работ. Он подстегивал своим присутствием. Характер был.

Лев не боялся делать работы, которые не производили впечатления с первого взгляда. Это трудный путь. Но все, что он делал, было искренне, серьезно. И он хотел, чтобы таким его поняли.

Серков был по-настоящему молодым художником – с внутренним поиском, неудовлетворенностью, заинтересованностью, мужественным переживанием творческих неудач.

Вел последовательную работу. Вначале на столе появлялись маленькие почеркушки тушью, карандашами, уже через три дня – форэскиз, который затем увеличивался в размерах. Это была его система – от форэскиза до завершенного состояния на протяжении длительного времени.

После вахты. 1974. Из серии «Нефтяники Севера»
  После вахты. 1974. Из серии «Нефтяники Севера»
  Л.А. Серков
 
 
 

Помню, как он делал серию офортов «Нефтяники Севера». Начинал тяжело, скованно, словно выполнял чертеж. Но когда от эскизов переходил к работе в материале – мыслил как художник. Он был плотником композиции. Терпелив был. Я мог бросить, если не получалось, а он шел до конца. Труженик великий.

К издательской работе Лев относился также с полной отдачей. Он «делал» книги – это было его дело, потому что все качества, необходимые для работы в книге, он имел. Когда пишешь картину, охватываешь ее целиком. А когда иллюстрируешь книгу, охватить ее ансамбль труднее. Где-то случаются провалы. Только с натурой Серкова можно было выдержать громадную книгу, не потеряв чувства стиля от начала и до последней концовки. Иллюстрации к бурятским сказкам «Меткая стрела», как и все художественное оформление этого издания, – одна из самых удачных работ Серкова. Это оригинальные, самобытные, мастерски выполненные листы. В них нет стороннего влияния, подражания. В них художнику удалось выразить то, к чему он стремился в своем творчестве.

Серков был цельным во всем – в станковой графике, в живописи, в книжной иллюстрации.

Очень серьезно он относился к литературе. Не читал без разбора, не блистал поверхностной эрудицией, не произносил общих фраз, но то, что любил, знал глубоко. Обладал хорошим аналитическим восприятием, цепкой памятью. Это переходило и в его искусство.

В каждом дне, в каждой работе, в каждой встрече с людьми Серков пытался найти какие-то маленькие радости. Он умел направить разговор в нужное русло, был последовательным и любил открывать для себя что-то новое. Он был поэтом жизни, хотя за его внешностью, довольно суровой, его ироничностью трудно было угадать такую душу.

Однажды я вошел в мастерскую Льва. Он принес огромный букет сирени и тут же стал писать его. Меня поразила не сама работа, а вдохновение художника. Во всем его облике, в его творчестве было нечто антимещанское. Таким и остался он в моей памяти.

Обедающие. 1971
  Обедающие. 1971
  Л.А. Серков
 
 
 

Яков Яковлевич Яковлев:

Талантливый живописец и не менее даровитый график, замечательный акварелист, автор очень цельных и своеобразных иллюстраций к нескольким книгам – вот далеко не полный перечень того, кем был в своей недолгой жизни Лев Анатольевич Серков. Он был одним из тех художников, мимо которых мы не должны проходить. Он был личностью.

Еще со школьной скамьи я следил за выставками новосибирских художников. Меня интересовали прежде всего работы молодых тогда авторов: И. Наседкина, Л. Серкова, А. Никольского, В. Семенова, Н. Грицюка, В. Кирьянова и других. Шел 1969 год, когда я впервые встретился с Серковым на одной из выставок. Скоро мы стали друзьями. Лев сразу привлек меня своим доброжелательным нравом, большой серьезностью и профессионализмом. И лишь позднее я понял, в какой мере Серков и некоторые другие художники положительно влияли не только на развитие творческого начала во мне, но и на всю жизнь Союза художников.

С той поры мы встречались постоянно. У Серкова были серьезные идеи и мысли, и он стремился исследовать все проблемы в их взаимосвязи, со всеми «за» и «против», со всеми скрытыми сторонами.

Большей части его работ присуща удивительная событийность, несмотря на внешнюю непритязательность сюжетов. Его персонажи заняты обыденными делами: они умываются, сидят за столом, строят дом, играют в снежки или футбол. Но во все это, благодаря какой-то особой убедительности, художнику удавалось вносить глубокий образный смысл, побуждающий к серьезному, неоднозначному восприятию. Это одинаково относится и к сюжетным композициям, и к натюрморту, и к пейзажу. И чем более скупые выразительные средства находил автор, тем больший подтекст присутствовал в его работах. Не случайно одним из любимых писателей Серкова был Эрнст Хемингуэй с его известной «теорией айсберга», по которой лишь одна восьмая смысла произведения находится на поверхности.

На реке Таган V (Памяти Л. Серкова). 1976
  На реке Таган V (Памяти Л. Серкова). 1976
  Я.Я. Яковлев
 
 
 

Нам довелось часто вместе ездить. И эти часы, проведенные в поле, в лесу, на озере, были особенно дороги для меня. Тогда я видел рядом с собой восторженного, пытливого, легкого на подъем и выносливого человека. Он мог пройти пешком десяток километров с этюдником, сетями, полным рюкзаком за плечами, потом развести костер, сварить уху и тут же, вздремнув немного, писать этюды на рассвете.

Помню, как поразило меня его восприятие памятников старины во время нашей поездки в Суздаль. Увиденное не привлекло его внимания к внешним красотам суздальского пейзажа, а побудило к размышлениям о русской истории, о делах людей, живших здесь в разные времена. Так и в творчестве. Все, что имело хоть какое-то отношение к ложной красивости, позе, тщательно и долго отсеивалось им. Замыслы работ, даже небольших, вынашивались нескоро, а иногда и нелегко. Кто-то однажды сказал: «Если вам есть что сказать в искусстве – скажите, и это будет хорошо, если нет – молчите, и это тоже будет неплохо». Серков часто вспоминал эти слова и следовал им. Ему удавалось проходить мимо заманчивого, но поверхностного в искусстве и выносить на холст только хорошо продуманное, осмысленное, пережитое.

Как-то в мастерской Серкова заспорили о количественных категориях творчества. Лев пошел в кладовку и принес кипу набросков – и не просто набросков, а графически сформулированных идей новых работ лет на двадцать вперед. В них проходила тема, к которой он периодически возвращался, как к любимым книгам, – тема человека, его судьбы, гармонии его сосуществования с природой. Жаль, что планам художника не суждено было сбыться.

Литература:


1 Мочалов Л.В. В поисках третьего пути [Электронный ресурс]. URL: https://reading-hall.ru/publication.php?id=3735 (дата обращения: 13.12.2022).
2 Муратов П.Д. Художник Лев Серков [Электронный ресурс]. URL: https://xn--80alhdjhdcxhy5hl.xn--p1ai/content/hudozhnik-lev-serkov (дата обращения: 13.12.2022).